Из трюма на талях вытащили обе лодки, пришвартовали к борту и стали грузить. Тут уж пришлось глядеть в оба – не потому, что я сомневался в способностях наших матросов, а только лишь ради уверенности в том, что ничего не забыто. Основным грузом были ящики, вторым по значимости были мешки, которые ради пущей уверенности я промаркировал надписями и цифрами вроде: «Провизия 4». Идти дальше вверх по реке предстояло мне, Сарату, Тареку, четырем стрелкам и двум матросам. Мы с Тареком должны были разместиться в малой лодке, прочие – в большой. Двигатели с самого начала были предусмотрены лишь для большой лодки, а малую предстояло буксировать.
Палатки решили не брать ради экономии веса, вместо того на лодках были предусмотрены крепления для парусиновых тентов, а на днище положены доски. Матрасами служили толстые одеяла; вариант не из лучших, но «пенку» здесь еще не изобрели. Сначала я предполагал готовить на небольшой угольной плитке, потом пришла в голову мысль, что нагревателем могут служить кристаллы (красные альмандины прекрасно для этого подходили). Но затем подумалось, что даже если на большой лодке удастся что-то приготовить, то все равно передать это что-то в малую лодку на ходу немыслимо, поскольку лодки никоим образом не должны сближаться. Поэтому решили готовить порознь: на большой лодке установили ту самую магическую плитку, а вот на малой пришлось обойтись угольной.
К сожалению, пока все готовили, стемнело настолько, что отплытие стало опасным. Фонари у нас были, но без крайней надобности их не хотелось использовать: очень уж издалека их видно.
С самым рассветом большая лодка отвалила. Мы с Тареком перебрались в нашу. Буксировочный конец натянулся. Началось!
Произошло то, что я и предполагал, основываясь на байдарочном опыте: мы с Тареком далеко не сразу приспособились и к румпелю, и к буксировке. Нашу малую, но не маленькую лодку нещадно швыряло на спутной волне. Но через какой-нибудь час мы поймали и нужную длину буксира, и точное положение лодки. Отдать должное Сарату, он же стармех большой лодки: скорость наращивалась весьма постепенно. Пожалуй, работа веслами на байдарке была более утомительна.
Берега Большой Белой не оправдывали названия: они так и оставались уныло-серыми или желтыми. Лишь отдельные пятна веселой зелени радовали глаз. Еще того более радостным было полное отсутствие подводных препятствий. Разумеется, у наших суденышек осадка была поболее байдарочной, зато имелись средства дальнего обнаружения: камни и перекаты (не говоря уж о водопадах) должны были выдать магический сигнал. Само собой, весельные суда тоже отслеживались. Пока что никого не наблюдалось, но моя паранойя в отдыхе и сне не нуждалась.
Плитку я стал раскочегаривать заранее, не будучи уверен в своем каменноугольном искусстве, хотя растопки у нас имелись. Каких-то жалких два часа трудов – и у нас появился кулеш. Правда, тушенки не имелось, ее заменяла твердокопченая антилопятина. Возможно, это была антилопина.
Лаг в лодках отсутствовал – мы могли бы его установить, но калибровать времени не было – так что оценить скорость можно было лишь визуально. Про себя я решил, что мы идем быстрее, чем на байдарке, но медленнее, чем на моторке. Видимо, скорость сказалась: через полтора дня мы подошли к устью Малой Белой. Вот с этого момента трудности и начались.
Видимо, во время оно тут проходил ледник и оставил следы в виде крупных округленных валунов. Сначала Сарат выкрикивал предупреждение, но потом перестал: рулевой и так их видел. Скорость течения прибавилась, да и берега изменили характер: теперь они возвышались над руслом, а зеленые пятна почти исчезли.
В результате всего этого ход убавили, но и сейчас мы шли резвее любой байдарки.
А еще через три дня показался главный ориентир: одинокая скала с кривой сосной (точнее – с тем, что от этой сосны осталось).
Я глядел во все глаза. И увидел: небольшая отмель, чуть выше уреза воды – множество человеческих следов. А самое главное: еще выше – желто-коричневый выход породы со следами раскопок. Без сомнения, окисленный кимберлит. В шкафу, где лежала коллекция дяди Гриши, его не было, но один раз мне показали образец: очень маленький кусочек, лежавший в ящике письменного стола. Хранение такого минерала не поощрялось. Рядом был еще один камешек: неокисленный кимберлит, серый с зеленоватыми пятнышками. Я и тогда не понял, почему его называют «голубой глиной», и потом не смог этого понять. А сейчас спросить не у кого…
Для переговоров в обеих лодках имелось по рупору, но с самого начала был приказ без серьезной необходимости ими не пользоваться. Сейчас это было нужно. И я схватился за него, тем более что Сарат достал свой:
– Ребята, не останавливаемся! Тут уже были люди, и еще могут быть. Идем дальше!
Моей целью не было найти более богатое место. Я хотел найти более безопасное. Минут через сорок стало ясно: есть такое. Никаких следов человека. Высокий скальный выход, половина которого серого цвета, а половина того же коричневатого. Рядом удобная отмель. Я завопил в рупор:
– Зде-э-эсь!!!
Ребята действовали по инструкции: отдали буксировочный конец, мы его выбрали, Тарек взялся за весла, я довернул румпель, и мы через пару минут налезли носом на отмель.
Первому выбираться на берег пришлось мне. Собственно, Тарек тоже мог это сделать: зона негации позволяла такое. Но надо было дать возможность высадки с большой лодки, вот почему я резво побежал вдоль берега. По всем правилам туристской науки мне надлежало участвовать в разгрузке и обустройстве лагеря (или хотя бы командовать), но сейчас я делал то, чего никто за меня не сделал бы: методично очищал нужную нам территорию от «Черного пятна». Приоритетом была площадка для разбивки стоянки, но до ужина удалось также забраться на откос.